Либерализм в России 19 века — история третьей силы в культуре

Всеобщая поляризация русской культуры в XIX столетии, тотальное разделение западников и славянофилов, сторонников прогресса и консервативных охранителей фактически не оставили места для либерализма – «третьей силы», нейтрального вектора отечественного культурного развития.

Либерализм, занявший «срединную позицию», приветствовавший демократические сдвиги радикалов и одновременно отвергавший их же экстремизм и нигилизм, был обречён на неудачу. Не приветствуя дефицит свобод и идеологическую монополию государства, либералы, вместе с тем, пытались «охладить» радикалов и побуждали их к компромиссу с властью.

По этой причине «третьей силе» не удалось найти поддержки ни со стороны охранителей, считавших их излишне вольномыслящими, ни в радикальном лагере, презиравшем их за потакание государству. Столь популярная на Западе, «срединная культура» России подвергалась последовательной дискредитации с обеих сторон.
Начиная с первых лет XIX века, либерализм непрерывно терял в популярности, невзирая даже на авторитет своих представителей (Гончарова, Кавелина, Тургенева и других), и даже стал героем сатирической сказки «Либерал», созданной Салтыковым-Щедриным.

В умах общественности российский либерализм стал «бесцветным» общественным течением, символом интеллигентской беспомощности, нерешительности и даже трусости – явлений, заслуживающих лишь пренебрежения и осуждения.

Черты и особенности русского либерализма 19 века

Насилие и его культурная легитимность 

Дискредитация либерализма как социально бесполезного явления сопровождалась ростом общественной неприязни к любому компромиссу. Это привело к ещё большей радикализации как «слева», так и «справа».

Место диалога занимают принципиальная неуступчивость и «силовая борьба», а насилие как единственный способ разрешения противоречий получает «благословение» как от радикальной культуры, так и от консервативной.

Оно становится неизбежным средством для «исправления» несправедливостей и наведения общественного порядка в рамках тех или иных политических идеалов. Получив «разрешение» и от политики, и от философии, насилие начинает определять не только общественные процессы, но и культурные. Именно в этом ключевом явлении и стоит искать причины, запустившие деструктивный для культуры механизм русской революции.

«Любовь» и «ненависть» как диалектическое целое 

Ещё одной причиной поражения либералов было то, что наследование отечественной культурой «европеизма» сводилось к восприятию не столько сглаживающей противоречия «срединной культуры» (она была решительно отвергнута), сколько идей Великой французской революции, поскольку её основополагающая триада

«свобода, равенство, братство»

оказалась удивительным образом созвучна русской соборности, коллективизму и социальной гармонии. Это принесло на русскую почву идеи о маратовской «кровавой любви» к свободе, и «кровавой» же ненависти ко всем, кто решил от упомянутого «братства» отмежеваться. Воспринятые радикалами свежие революционные антиномии приводят к формированию в радикальной среде нового амбивалентного сплава – сплава «любви» и «ненависти», потерявших в нём своё взаимоисключающее свойство.

  • К любви через ненависть,
  • к свободе через деспотизм,
  • к счастью через насилие

– именно таким образом зазвучала радикальная риторика. Симптоматично в этом отношении то, что даже Белинский не скрывал своей «маратовской» любви к человечеству, побуждавшей его ради счастья меньшинства уничтожить большинство «огнём и мечом», и утверждал, что привести человечество к счастью можно лишь насильно.

Радикальная «любовь-ненависть» стала ярким воплощением борьбы противоположностей, двигавшей социокультурный процесс, и легла в основу принципов революционного крыла. Литературной квинтэссенцией новых идей стала «гражданская поэзия» Некрасова, превратившего поэта в обличителя, который проповедует любовь, «питая ненавистью грудь». Поэт с «карающей лирой» становится главным действующим лицом культуры, поставленной на службу «социальности», а борьба и «святая злоба», вдохновляемая и оправдываемая любовью, – единственным праведным делом поэта.

Если в 40-е годы Белинский в своих трудах призывал руководствоваться при анализе мышлением, исполненным «враждой и любовью», то уже двадцать лет спустя его коллега Д. Писарев решительно отрицал «тепловатую любовь», поскольку видел в терпимости лишь результат предосудительного беспристрастия. По мнению критика, безоглядно любить всё невозможно, ибо это означает одинаково хорошо относиться к «обидчику» и «страдальцу», к «мыслителю» и «обскуранту». Любовь, не огранённая ненавистью, обращается равнодушием и непониманием жизни. Пренебрежение ненавистью исключает любую праведную борьбу за справедливость и истинность, и подобная «бесполезная» любовь достойна лишь пренебрежения. Этот громкий писаревский тезис был живо воспринят революционно настроенной интеллигенцией.

Об «отрицательных доктринах» 

На этот же период в отечественной культуре приходится развитие того, что было сформулировано Писаревым как «отрицательные доктрины». После проверки на прочность политики и культуры испытанию на жизнеспособность начинают подвергаться, казалось бы, все явления и процессы. Если одни (Ткачёв, Зайцев, Нечаев) проводят «испытания нигилизмом», то другие (Салтыков-Щедрин) проверяют реальность «беспощадным смехом». После сатирической «атаки» писателя на действительность в ней не остаётся практически ничего, что ещё могло бы быть подвергнуто осмеянию. В работах Салтыкова-Щедрина нашли отражение все актуальные тенденции русской культуры – и пресловутая «любовь-ненависть», и отрицание бесплодной либеральной середины, и извечный непреодолимый культурный раскол.

Примечательно то, что все признанные русские классики (Гоголь, Чайковский, Репин, Достоевский) сознательно сочетали в своих произведениях реакцию и радикализм, консервативные и демократические тенденции и решительно избегали «срединного» фактора. Пренебрегая «нейтральным третьим», которое позволило бы благополучно снять все противоречия и достичь культурной гармонии, они отдавали осознанное предпочтение духовной борьбе и сближению диаметральных противоположностей.

Данная тенденция есть главный индикатор того, что в русской культуре попросту не могло найтись достойного места для либеральной середины. Бинарность и демонстрация неснимаемого противоречия стала не только «визитной карточкой» классической культуры, но и воплощением традиционной русской ментальности.

Вам понравилось? Не скрывайте свою радость, поделитесь ею с миром!
Запись опубликована в рубрике История культуры. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Комментарии запрещены.