Подобно многим русским художникам, свой творческий путь А.Иванов рассматривал как непрерывный подъем, как восхождение к вершине единственного и всеобъемлющего замысла; он думал, что произнести наконец то новое слово, которое призван произнести, он сможет с этой вершины – и только с нее одной.
Естественно, что этапы восхождения ничего для него не значили. Это были пройденные этапы, и только. Важна была абсолютная конечная цель. О прежних своих работах художник неизменно отзывался пренебрежительно, как о пустяках. Каждая новая вещь перечеркивала предыдущую, или в лучшем случае на предыдущую Иванов смотрел как на подготовку, как на подспорье для будущей постройки. В наследии Иванова большую часть составляют этюды, фрагменты, предварительные наброски.
Художник и человек действительно, а не на словах сливались в Александре Иванове воедино. Тем, как он понимал свое призвание художника, определялась вся его жизнь. Ради «Явления Мессии» он отрекся от личной жизни, пренебрег положением в обществе. Почти все время Иванов жил в Италии. Редко выходил из мастерской, редко появлялся в шумной колонии русских художников в Риме, но его обособленность никого не оскорбляла: со всеми он был приветлив и тих, и, в какую минуту его не заставали, чувствовалось, что в нем совершается внутренняя работа, как бы предуготовление себя к труду, который он понимал как служение.
В сороковых годах девятнадцатого века Иванов ненадолго сблизился с Гоголем. Когда один за другим Ивановым отвергались варианты «Явления…», Гоголь искал и не находил ключ ко второму тому «Мертвых душ». Такое сопоставление слишком соблазнительно, чтобы его не сделать; однако ничего определенного об этой дружбе и даже того, была ли это собственно дружба, неизвестно. Известно, что они встречались, беседовали; что как-то, когда у Иванова совсем не оставалось денег и он рассчитывал только на вспомоществование от Академии художеств, Гоголь написал человеку, который мог исходатайствовать академическую пенсию, и позже опубликовал свое письмо, озаглавив его «исторический живописец Иванов».
«Он, – писал Гоголь, – идет своей собственною дорогою и никому не помеха. Он не только не ищет профессионального места и житейских выгод, но даже просто ничего не ищет, потому что уже умер для всего в мире, кроме своей работы».
Так оно и было; Иванов сжег за собой все мосты, не оставил себе возможности ни для компромисса, ни для снисхождения к самому себе. Считается, что духовный переворот в Иванове вызвали, во-первых, книга немца Штрауса «Жизнь Иисуса», переменившая его представления об евангельской истории; во-вторых, революции в Европе в 1848 году. Вероятно, были еще и другие, внутренние причины. Но достаточно увидеть, что независимо от тех или иных причин само тяготение художника к абсолюту, его первоначальный безоглядный порыв к недостижимому уже заключали в себе зародыш трагедии…
Свои последние десять лет Иванов прожил в смятении. Он то возвращался к «Явлению Мессии», переделывая и «заземляя» его, но работал уже без прежней страсти, то охладевал к нему совсем и тогда принимался за эскизы для задуманных новых монументальных композиций, которых ему никогда не суждено было осуществить.
Вообще у Иванова, как бы вопреки его постоянной погоне за окончательной формой, эскизы и фрагменты в наследии составляют не только большую, но и лучшую часть. Это прежде всего относится ко множеству заготовок и проб для «Явления Христа народу», среди которых есть портреты с изумительной экспрессией письма (левит, фарисей, мальчик), великолепные разработки пластики человеческого тела, пейзажи. Да и в самом «Явлении…» отдельные детали написаны свободнее и впечатляют сильней, чем картина в целом, они выламываются из целого и господствуют над ним, приковывая взгляд к себе. Это, помимо прочего, гоголевский профиль одной из фигур, закутанной в плащ; это юноша с беломраморным телом, выходящий из ручья; это умиленный проповедью раб, рисуя которого, Иванов скрупулезно следовал античной статуе «Точильщик».
Он заканчивал «Явление Мессии» медленно, с трудом; создается впечатление, что только потому и заканчивал, что нельзя было бросить картину, которой отдана вся жизнь. Закончив, зимой 1858 года привез ее в Петербург. Неуспех «Явления…» у публики не слишком огорчил его; все связанное с картиной было для него в прошлом; он находился по дороге новых замыслов, и они уже полностью захватывали его…. Но было поздно: ровно через полгода после возвращения на родину Александр Иванов скончался.